Проект инфраструктурного госфонда может быть очень успешным

МОСКВА, 11 июн — ПРАЙМ, Илья Нестеров. Власти РФ объявили о планах по созданию государственного фонда для финансирования инфраструктуры. Такой проект может быть очень успешным, если государство сможет сделать из него эффективный долгосрочный инвестиционный институт и размещать через него длинные деньги, которых в стране не так много, считает вице-президент по инвестиционной деятельности Сбербанка, руководитель департамента инвестиционной деятельности Sberbank CIB Оскар Рацин. Об этом, а также об источниках капитала, направлениях работы департамента и новом мезонинном фонде, который поможет крупным компаниям найти необходимые для их проектов средства, он рассказал в интервью агентству "Прайм" на площадке Петербургского международного экономического форума. 

- Минфин РФ анонсировал на ПМЭФ создание в 2019 году госфонда инвестиций в инфраструктуру. Ваша оценка, какой будет эффект для экономики России? Может ли Сбербанк принять участие в проекте в роли соинвестора, возможно, уже есть какие-то обсуждения?

— Любые инвестиции в инфраструктуру — это двигатель для экономического роста. Не мы придумали, и не мы первые это применяем. Особенно в условиях некоторой закрытости внешних рынков с точки зрения притока внешних инвестиций. Но инвестиции в инфраструктуру необходимы всегда, и потребность в этом никуда не пропадет, потому что в любой экономике есть отложенный спрос на инфраструктуру. Это то, что позволяет  добиваться роста экономики, спроса и занятости. Так что создание такого фонда, на мой взгляд, очень правильная инициатива.

Мы не знаем на сегодняшний момент, как именно будет работать новый фонд. На мой взгляд, основная проблема не столько в нехватке денег на инвестиции в инфраструктуру, сколько в отсутствии хорошо подготовленных проектов, которые можно было бы финансировать.

Основная задача как для банков, так и, как мне представляется, этой новой организации — это как можно более оперативно и эффективно готовить проекты до той стадии, когда под них можно привлекать частное и государственное финансирование. Это не так дорого, нужно просто правильное исполнение, и, уверен, недостатка в средствах не будет.

- Насколько это может повысить привлекательность инфраструктурных проектов для частных инвесторов?

— Для частных инвесторов, как правило, инфраструктура — это сложный объект для инвестиций. Инфраструктура требует длинных денег. Они, в свою очередь, для сохранения экономики проекта, не могут быть очень дорогими. Поэтому так важно участие государства через субсидии и гарантии покрытия рисков для снижения общей стоимости финансирования.

C точки зрения российского рынка, если государство сможет сделать из нового фонда эффективный долгосрочный инвестиционный институт, и через него размещать длинные деньги, а у нас их не так много, — это в основном пенсионные фонды, которые смотрят на длинный горизонт, то проект может быть очень успешным.

- По вашему мнению, в настоящее время есть на рынке дефицит возможностей для привлечения финансирования?

— Дефицит — вещь очень условная. Дефицит складывается между спросом и предложением. Вопрос в стоимости денег. По большой стоимости денег много, по низкой — мало. Все просто.

Другое дело, что нет разнообразия источников капитала. Если посмотреть, откуда деньги приходят, то это российские банки и реинвестирование собственных средств предприятиями.

- Вы говорили, что ваше подразделение занимается сложноструктурированными квазиакционерными сделками. Мы правильно понимаем, что это преимущественно организация мезонинного финансирования — то есть длинного, как правило необеспеченного кредитования?

— Мы используем мезонин как общее определение. Это инструмент, который по своим характеристикам находится между капиталом и долгом. Мы, как банк, очень осторожно относимся к инвестициям в капитал, если это не инвестиции в развитие банка, а именно как часть инвестиционной деятельности для получения прибыли.

Инвестиции в акционерный капитал — слишком высокий риск для коммерческого банка, поэтому мы как раз работаем в зоне между долгом и капиталом, потому что есть возможность сочетать в мезонинном продукте как элементы защиты инвестиций, которые присущи долгу, так и элементы дополнительного дохода от роста стоимости проектов, который мы делим вместе с нашими клиентами.

Очень важно, что в отличие от фондов прямых инвестиций, у нас нет задачи найти, во что проинвестировать, то есть мы не являемся единственным и лидирующим инвестором, мы соинвестируем собственные средства с нашими клиентами, мы — клиентский бизнес, и наша задача помогать клиентам в реализации стоящих перед ними планов.

- Компании, которые кредитуются — это маленькие, средние или большие компании?

— Основная зона нашего внимания — это крупнейшие клиенты. Крупнейшим клиентам наше финансирование интересно, предположительно, даже не в их основной деятельности, а в деятельности, связанной с каким-либо вторичным направлением бизнеса, либо с обслуживающим направлением.

Другая часть спектра — это крупные и средние быстрорастущие компании, у которых большая потребность в дополнительном финансировании. Данные компании не избалованы вниманием банковского сектора, не могут позволить себе привлекать дорогое финансирование. Если мы верим в их бизнес модель и менеджмент, мы будем готовы брать на них дополнительные риски, поддерживая их рост.

- В 2016 году ваша команда участвовала в 13 закрытых сделках в различных секторах экономики. Какая статистика департамента за 2017 год?

— В 2017 году нашей командой было закрыто 23 сделки, общий объем которых превысил 430 миллиардов рублей, в том числе 17 инвестиционных сделок.

Прошлый год для нас был очень хороший, наши активы приросли примерно на 50%. То есть после довольно сдержанного периода 2015-2016 годов, когда экономика переживала посткризисную адаптацию, в 2017 году мы почувствовали рост и спрос на наши продукты, и росли очень быстро. В этом году мы рассчитываем  сохранить этот тренд.

- Можете ли сказать, сколько сейчас в pipeline департамента инвестиционных сделок?

— У нас большой pipeline. Мы в прошлом году первый раз превысили 1 триллион рублей в pipeline без поправки на риск завершения сделки, то есть проекты, над которыми мы работали. На данный момент объем инвестиционных сделок у нас в работе превышает 650 миллиардов рублей, и мы считаем, что с поправкой на вероятность их закрытия в 2018 году мы примерно от 5 до 10% этих сделок закроем.

- В 2016 году вы говорили, что целевая доходность инвестиционной сделки обычно составляет 18-20% в рублях. Изменились ли за прошедшие два года эти параметры или остались на прежнем уровне?

— Примерно в этом же диапазоне мы и работаем. Опять же, ставка старшего кредита, определяющая для нас, зависит от ключевой ставки, то есть от политики Банка России. Также есть некая доходность, которую хотят получать акционерные инвесторы, она больше 30%. У нас довольно широкий диапазон, в котором мы можем работать — между 10% и 30%, то есть sweet spot в районе 20%.

- Ваше финансирование в основном рублевое?

— Наш портфель примерно 50 на 50 состоит из рублей и валютных инвестиций. Мы очень строго следим за валютным риском. Если у нашего заемщика рублевый бизнес, то мы его всегда финансируем в рублях, если у него есть валютные доходы, то мы анализируем, в какой пропорции мы можем полагаться на эти доходы и, соответственно, финансировать в валюте.

Рынок для компаний, у которых есть валютная выручка и рублевые затраты сейчас высокомаржинальный, потому что продолжающаяся частичная девальвация, эти бизнесы поддерживает. У них есть роскошь с точки зрения выбора источника финансирования. Большая часть наших клиентов развивает бизнес, который настроен на российский рынок и российское потребление. Мы, главным образом, инвестируем в рубли, но валюту не исключаем.

- Высока ли конкуренция с другими банками на этом рынке? И какой потенциал роста у такого финансирования в России?

— По объему бизнеса у Sberbank CIB конкурентов не так много, но мы однозначно работаем в конкурентном пространстве — это и госбанки, и часть коммерческих банков.

Перспективы у этого продукта очень хорошие, ведь мы очень четко коррелируем с инвестиционной активностью в стране. 90% нашего портфеля — это Российская Федерация. Как только мы видим инвестиционный рост и рост деловой активности, появляется спрос на дополнительный капитал, и сразу появляется дополнительный бизнес для нас. Но если нет инвестиций, то и спроса на наш продукт тоже нет.

- К концу года ваш портфель также и останется на 90% состоять из российских проектов?

— У нас нет серьезного аппетита на трансграничные сделки.

Хотел ещё упомянуть о нашем новом проекте. Сейчас мы совместно с UFG Asset management заняты созданием мезонинного фонда и размещением его паёв среди внешних инвесторов. В основном, это наши корпоративные клиенты и клиенты private banking Сбербанка. Цель — дать им возможность соинвестировать вместе с банком в наши сделки.

Мы привлекаем внешних инвесторов, даем им возможность инвестировать в компании, в которые при иных обстоятельствах они, очевидно, никогда не смогли бы проинвестировать. Это собственный pipeline Сбербанка, его процессы оценки риска, структурирования, привлекательная доходность.

Для нас это возможность создания для себя публичной истории, а так же уникального для рынка инвестиционного инструмента.

Ожидается, что Сбербанк будет финансировать 80% от объема сделки, остальное — фонд. У фонда будет независимый инвестиционный комитет, который будет принимать решение по каждой сделке. В случае, если сделка соответствует стратегии фонда и привлекательна, то будем инвестировать совместно. Это возможность дать нашим клиентам работать вместе с банком.